Э. О. Хейфец

Молчание Иисуса

Критики евангелий отмечают в них множество противоречий. Таковы рассказы о пребывании Христа у Пилата в «согласованных» евангелиях от Матфея, Марка и Луки и в «несогласованном» евангелии от Иоанна. В первом случае Христос молчит или отвечает немногосложно. Во втором — произносит продолжительную проповедь.

Особенно подробно первая версия изложена в евангелии от Матфея: «Иисус же стал пред правителем. И спросил его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли его первосвященники и старейшины, он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствую против тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился». (гл. 28, стихи 11 – 14)

Удивлен и Матфей. Ведь Пилат расположен к узнику. Рассказ Матфея противоречит версии, изложенной им, а потому должен быть ближе к первоисточнику, чем проповедь у Иоанна.

Обратимся к истории. Действительный Пилат далек от заступника, каким его изображают легенды. Лука в гл. 13 стих 1, увлекшись историческими изысканиями, проговаривается: «В это время пришли некоторые и рассказали Ему о Галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их». Это не легенда, в которой ангел мог бы защитить храм; здесь рассказ о действительном событии, потрясшем современников. Кровавый палач Иудеи, не останавливающийся на пороге храма — таков Пилат исторический.

Иисус назван царем иудейским, в то время, как Иудеей правил ставленник Рима. Полагают, что в действительности Иисус наказал приобрести мечи, чтобы начать восстание с места, возвышающегося над Иерусалимом — с Маслиничной горы. Другое дело, что церковь победила язычество в Риме силой проповеди любви. Отождествив себя с Христом, она постаралась затушевать события, выглядевшие в ее глазах нелепыми.

Молчанию повстанца, считающего себя царем и презирающего римского наместника, удивляться не приходится, особенно, если же его не просто спрашивали, а допрашивали.
 
Такой вывод напрашивается вначале. Но вскоре возникает коварный вопрос: а не является ли это проявления мужества лишь легендой? И это сомнение порождает новое — а достойно ли войти в легенду молчание?

Похоже, что нет. Легенда украшает героя, а молчание слишком скромно для этого. Не молчание Христа, а его слова на кресте становятся достоянием потомков. Ветхий завет приводит последние слова Самсона, обрушившего стены храма филистимлян. Очевидец повторной казни декабристов свидетельствует, что те молчали. Легенды влагают им в уста бичующие слова. В стихах Михалкова, ставших народной песней, стойкость трех товарищей выявлена в слабости последнего, оказавшейся много выше насилия палачей: «Стали допрашивать третьего.// Третий язык развязал://“Не о чем нам разговаривать!” //— Он перед смертью сказал».

Христос был главой движения. Его достоинством было не молчание, а проповедь, оборванная рукой врагов. Стойкость на допросах подлежала забвению, так же, как не вошла она в народные песни о Стеньке Разине — из протоколов известно, сколь мужественно перенес он пытки.

Да и в Евангелии молчание Христа остается эпизодом.
Выходит, оно проникло в легенду вопреки намерениям сказителей и духу Евангелий.

Объясняю это тем, что первые приверженцы Иисуса жадно ловили малейшую весть о нем. Если бы она исходила из их стана, то превратилась бы в новые проповеди, сказанные через голову язычника Пилата. Но после поражения Иисуса инициатива в создании легенд принадлежала его противникам, шкурникам.  Они могли выдумать, что Христос ответил: «Ты сказал», признав, таким образом, необоснованность претензий на трон Иудеи.

Здесь проявляется еще одна черта слабых людей: вера в слово, от кого бы оно не исходило. Уместно вспомнить и наш век, преступный и постыдный, когда мнимые патриоты называют глобализацией распускание рук богатыми державами, т. е. империализм.
США оказались не в силах свалить Кубу, Боливию, Венесуэлу. У нас же их называют хозяином-барином, а свое запроданство сваливают на чей-то сговор. 

Но вернемся к тем далеким временам, когда роль Штатов играл другой «глобалист» — Римская империя.
Преображенные легенды шкурников можно найти и в других сценах суда и распятия.

«Милостивый» Пилат, вместо того, чтобы скрасить последние часы Христа, препровождает его в кордегардию и позволяет солдатне издеваться над задержанным. Навряд ли это произошло. Милость к смертникам в обычае у всех народов.

Легенда об издевательствах, их смакование выявило натуру шкурников. Энтузиасты сберегли и плевки на спасителя, и шутовскую игру в «мясо», доказывающую, что никакой Иисус не пророк, поскольку не угадал ударяющего.

Шкурники передали, что, умирая, Христос богохульствовал, а значит, не за что его почитать. Энтузиасты преобразили и эту весть в последние страшные слова «Эли, эли, лама савахватани?» — «Отец, отец, зачем ты оставил меня?», сохранив как реликвию даже пошлую шуточку о стражнике, не разобравшем последние слова — «это он Илию зовет».

Возможно, отсюда же и сказание о казни меж двух разбойников, которые у Матфея еще продолжают насмехаться над Христом — низменные натуры способны вообразить, что так можно опозорить мученика.

Сказания о последних днях жизни Христа свидетельствуют о попытках смешать его с грязью — свидетелями подобного «творчества» являемся и мы; а равно — о преодолении этой грязи, включении ее в горнюю породу легенды.