Опиум для народа
Ты видишь порочность и несправедливость окружающей жизни. Ты видишь вызывающую роскошь единиц и гнетущую нужду большинства, наглость и безнаказанность богатых, бесправие и унижение бедных. Ты видишь цинизм в отношениях между людьми – эти отношения насквозь пропитаны корыстью, алчностью и жестокостью. Ты видишь царящий в классовом обществе закон джунглей – или сожрёшь ты, или сожрут тебя! Нет пощады слабому! Каждый сам за себя!
Ты видишь, что теперь, в капитализме, люди уже привыкли смотреть на себя как на товар. Человек выставляет себя на продажу – он торгует своими знаниями, способностями, умом, талантом – он продаёт их тому, кто готов за них заплатить. Продавать себя считается в порядке вещей, нормой жизни. Человек при этом даже не чувствует себя униженным. Может быть, он когда-то с негодованием читал о работорговле, о невольничьих рынках, о плетях, которые свистят над головами рабов, о клеймах, которыми их метят как скотину, о кандалах и ошейниках. Представляя себе эти картины человеческого унижения, он содрогался и ужасался. Но при этом он совершенно обыденно идёт устраиваться на работу к капиталисту – не понимая, что выступает в роли такого же невольника, что он точно так же продается тому, кто готов его купить. Что цепью, которая его приковывает к капиталисту, – являются средства производства, находящиеся у того в собственности. Плёткой, которая его гонит в рабство к капиталисту, – выступает голод, необходимость добыть пропитание. А ошейник, с помощью которого капиталист держит его за горло и заставляет его повиноваться, – угроза обречь на голодную смерть, лишить работы и куска хлеба. Над рынками невольников стояли рыдания и стоны. А современный раб, готовясь себя продать и отправляясь на встречу с будущим рабовладельцем, не плачет и не рвёт на себе волосы. Он покупает себе новый костюм и старательно составляет резюме.
Женщины выставляют себя на продажу, стремясь найти выгодного покупателя, который больше заплатит за их красоту и привлекательность. Одни мечтают продать себя одному покупателю на долгое время – ищут богатого мужа. Другие готовы продавать себя многим на короткое время – становятся проститутками. Но покупателя ищут и те, и другие, и те, и другие – продажный товар.
И на каждом шагу ты видишь тех несчастных калек и уродов, кто не устоял на ногах, кого буржуазное общество скомкало и выбросило, как мусор, списало, на ком поставило крест и кого оставило доживать, как придётся, – бомжей, пьяниц, наркоманов.
Словом – ты видишь вокруг себя безнравственный, уродливый порядок жизни, подлый, безжалостный и зверски жестокий.
И если ты живой человек, а не бездушное бревно, – это порождает в тебе протест. В тебе растёт боль и гнев. Боль и гнев вызывают жажду борьбы. Ты хочешь бороться с тем, что уродует, давит, гнетёт и унижает человека. Значит – ты на пути к тому, чтобы решительно восстать против этого общества, объявить ему войну и начать сражаться за его уничтожение. Ты на пути к тому, чтобы стать революционером – убеждённым и открытым врагом буржуазного строя.
И вот тут-то это самое классовое общество, против которого ты собираешься восстать, – в видах самозащиты, в целях самосохранения – преподносит тебе обезболивающее-успокоительное-одурманивающее-снотворное.
Или иначе – РЕЛИГИЮ.
Опиум должен снять боль, успокоить, отвлечь и усыпить. Та же задача и у религии. Боль, гнев, негодование и протест, жажду действия и борьбы она должна заменить тупым безволием и равнодушным довольством, сильные и острые чувства превратить в состояние расслабленности и полудремоты. Такой – вялый и размытый, безвольный и покорный – ты не опасен буржуазному строю. Таким тебя хотят видеть современные хозяева жизни, которым служит религия.
И религия начинает работать.
Первым делом она берётся внушить тебе, что весь этот несправедливый порядок, насилие, грабёж, мерзости и подлости, всё, что вызывает в тебе гнев и протест, – что всё это имеет некий возвышенный и даже священный смысл.
Ты негодуешь из-за несправедливости, из-за того, что есть бедные и богатые, что у одних всё, а у других – ничего? Напрасно! Ведь это бог разделил людей на богатых и бедных. А он знает, что делает.
Даруя одним роскошь, а другим – нищету, справедливый и всеблагой бог, конечно, имел свои премудрые соображения. Осудив бедных на беспросветную нужду и воловью работу на богачей – бог на самом деле хотел их спасти. Для них это прекрасная возможность показать своё смирение и заработать царство божие. И если бедные поступают по-христиански – если послушно тащат рабскую лямку, подставляют богатым правую щёку, когда богатые их хлещут по левой, и отдают исподнее, когда богатые с них снимают рубаху, – то они в награду за своё смирение получат вечное блаженство. Так стоит ли скорбеть об участи бедных? Наоборот – им можно позавидовать! Всего каких-нибудь шестьдесят-семьдесят лет претерпеть нужду, муки и унижения – и потом блаженствуй себе целую вечность! Да они счастливцы, эти бедняки! А вот богатых можно пожалеть. Им спастись гораздо труднее!
Ты жаждешь справедливого возмездия, ты хочешь, чтобы каждому было воздано по заслугам, чтобы грабители, насильники и мучители получили своё? Так и будет, но только – на том свете. Там каждому воздастся за всё. Желать же воздаяния здесь, на земле, а пуще того – желать своей рукой совершить правосудие и наказать кровопийц – гордыня, противление воли божьей – смертный грех!
И вообще – что ты так хлопочешь о бренной земной жизни? Она – всего лишь миг. Думай о вечности! Пуще всего берегись вступать в политическую борьбу – она смущает душу и мешает спасению. Молись, постись, целуй руки попам, носи им деньги – и сподобишься благодати, и будешь спасен на веки вечные, аминь!
И вот – из человека, остро чувствующего порочность буржуазного общества и восстающего против уродливого порядка, из потенциального революционера – ты превращаешься в овцу. Несправедливость тебя уже не возмущает – ведь это воля божья. Борьба за освобождение угнетённых тебя больше не интересует – ведь это все суета бренной жизни, то ли дело молитвы, крестоцелования, коленопреклонения, елеепомазания! Призывы к порабощённым вставать на защиту своего человеческого достоинства тебя уже коробят своей «дерзостью» – теперь тебе ближе другой призыв: «Рабы, повинуйтесь господам своим!»
А тех, кто призывает рабов к восстанию, – ты осуждаешь, называешь смутьянами, которые подрывают устои общества, клянёшь и ненавидишь.
Опиум сработал. Ты уже не опасен буржуазному строю. Одним борцом стало меньше, одним обывателем больше.
Оксана Снегирь