Духовная цензура в России
Это началось давно. Книги тогда были на Руси еще большой редкостью, грамотный мирянин рассматривался на селе чуть ли не кудесником. А уже существовали длинные списки запрещенных книг, и в них рядом с «Чаровником» и «Волховником» можно было встретить «Астрономию» и «Землемерие». Наука, как нечто противоречащее «священному писанию», запрещалась наряду с языческой магией.
Первые книги были рукописными. Контролировать каждую такую книгу, казалось, было просто невозможно, но для церкви это не представляло особых затруднений. Почти все переписчики книг – монахи. Книга месяцами пишется на коже, она стоит дорого, ее почти всегда делают на заказ. У бедного мирянина, даже если он грамотен, нет возможности переписать книгу. Чтение и распространение запрещенных книг объявляется еретичеством. Когда морально авторитета церкви не хватало, в ход пускалось оружие пострашней. «Кормчая книга», этот древнейший сборник церковных законов, грозит всякому, кто осмелится читать еретические книги: «Со всеми еретики да будет проклят, а книги те на темени по сожещи». Сжечь книги на темени – сжечь человека вместе с книгами.
С XVI в. книги в России стали печатать. Это величайшее достижение человеческой мысли церковь заставила служить только в своих корыстных целях. Долгое время все немногочисленные типографии находились в руках духовенства. Контроль церкви над печатной книгой был полный и абсолютный. Светские книги в этот период почти совсем не издавались: ведь, с точки зрения духовенства, они или вредны, или бесполезны.
В 1687 г. в Москве была открыта Славяно-греко-латинская академия – первая высшая школа в России. Церковь стремилась превратить ее в отделение православной инквизиции. На богословов, профессоров академии, были возложены обязанности цензоров. Без их одобрения не могла быть напечатана ни одна книга. «Повинен в неправославии» – этой формулы порой было достаточно, чтобы человека на всю жизнь погребли в монастырской тюрьме.
При Петре I с 1721 г. во главе церкви вместо патриарха ставится священный синод. Синод прибирает к рукам кроме старых все вновь открытые типографии, а сенат издает особый указ: «Без повеления синода никаких книг не печатать»?
Полную монополию церкви в книжном деле прекрасно характеризует такой случай. По личному указанию императрицы Екатерины I управляющий московской типографией Авраамов напечатал сочинение Антиоха Кантемира «Конкордация на псалтырь», не испросив на это разрешения синода. По повелению синода книга была изъята, а убытки отнесены за счет Авраамова. Может быть, книга показалась синоду еретической? Ничуть не бывало! Просто синод в такой категорической форме подчеркивал, что только он имеет право разрешать или запрещать печатание книги.
Как же использовала церковь эту свою монополию?
В декабре 1756 г. синод доносит императрице Елизавете, что в академическом журнале «Ежемесячные сочинения» печатаются статьи и переводы, утверждающие множество миров и тем самым противные христианской вере. Синод обвиняет академию в распространении натурализма и безбожия и требует от царской власти категорически запретить писать «как о множестве миров, так и о всяком другом, вере святой противном и с честными правилами несогласном, под жесточайшим за преступление наказанием».
В ответ на эти требования православной инквизиции великий русский ученый М. В. Ломоносов выступил со своим знаменитым «Гимном бороде», где он бичевал невежд-церковников и «всех святых отец учения и предания еретически похулил», как писал синод в своем доносе императрице.
Только вмешательство покровителя Ломоносова – всесильного тогда графа Шувалова спасло ученого от жестокой кары. Напечатан же «Гимн бороде» был только спустя сто лет.
На рубеже XVIII и XIX вв. при Донском монастыре, в Москве, было создано особое ведомство духовной цензуры.
Теперь духовную цензуру должны были проходить только книги духовного содержания, литература же светская (художественная и научная) – цензуру гражданскую. Если же в произведении в целом светском встретятся места, так или иначе затрагивающие религию и церковные дела, заключение о них могла давать только духовная цензура. Последняя превратилась как бы в цензуру над цензурой. Если гражданская цензура пропускала произведение, хотя бы частично относящееся к области духовной цензуры, без согласования с ней и без ее разрешения, то последняя жаловалась царю, обвиняла гражданскую цензуру в превышении своих полномочий, в попустительстве безбожию и т. д. Правительство всегда становилось на сторону церкви. Цензор, допустивший такого рода неуважение к церкви, получал взыскание, иногда очень суровое.
Современные православные церковники всячески пытаются представить церковь чуть ли не защитницей науки и просвещения, а гонения на науку и передовую общественную мысль объявить случайными эпизодами в истории церкви на Руси. О том, насколько тенденциозны и лживы подобные утверждения, особенно ярко свидетельствует деятельность духовной цензуры. Невозможно просто перечислить имена всех авторов, чьи книги запрещались и подвергались уничтожению по требованию цензоров в рясах. Здесь Вольтер, Руссо, Дидро, Гольбах, Радищев, Дарвин, Геккель, Герцен и многие другие известные всему миру имена.
По доносу митрополита Серафима в 30-х гг. прошлого столетия было начато дело против одного из самых образованных и талантливых людей своего времени – П. Я. Чаадаева, которое закончилось тем, что автор «хулы на отечество, веру и правительство свое» был объявлен сумасшедшим. Петербургский митрополит Исидор просил синод сослать «для усмирения и исправления» в Соловецкий монастырь автора «Рефлексов головного мозга», замечательного русского ученого И. М. Сеченова, «за предерзостное душепагубное и вредоносное учение». Московский митрополит Филарет писал министру внутренних дел доносы на Н. Г. Чернышевского, в которых требовал правительственными мерами остановить поток материализма и безверия.
Рассказ о подвигах «книгоборцев» в рясах можно продолжать как угодно долго. Это они в 1851 г. заставили профессора Московского университета К. Ф. Рулье отказаться от своих взглядов, изложенных в статье «О первом появлении животных и растений на земле». Это они изо всех сил мешали экспедиции академика П. М. Строева собирать и публиковать древние рукописи, а В. Далю – издать свой замечательный труд «Сборник русских пословиц». Это они со всей яростью ополчились против обличительной демократической литературы 60-х годов, называя ее «кощунственной» и «клеветнической».
Как далеко простиралось рвение защитников церкви и религии, говорит уже совсем анекдотический факт: известно, что митрополит Филарет пожаловался Бенкендорфу на «оскорбляющие святыню» слова из «Евгения Онегина»: «…и стаи галок на крестах». Цензор, которого призвали по этому поводу к ответу, сказал, что галки, как ему известно, действительно садятся на кресты московских церквей и что, по его мнению, виноват здесь больше всего московский полицеймейстер, допускающий это, а не поэт и цензор.
В конце XIX в. духовная цензура запретила целый ряд произведений Л. Н. Толстого, в которых содержалась острая критика официальной религии.
Духовная цензура ревниво оберегала от постороннего взгляда и частную жизнь духовенства. Например, в 1889 г. по требованию духовной цензуры из VI тома собрания сочинений Н. С. Лескова были изъяты рассказы из жизни российского духовенства: «Мелочи архиерейской жизни», «Епархиальный суд», «Архиерейские объезды» и др. От толстого тома остался почти один переплет, зато читателей уберегли от «соблазна».
Влияние церкви было так велико, что даже в начале XX в. гражданская цензура не разрешала издание книги немецкого ученого-материалиста Геккеля «Мировые загадки», так как, по заключению цензурного комитета, «идея животного происхождения человека занимает в ней центральное место».